Смерть не появится сверху,
С крыши многоэтажки,
Белую липкую перхоть
Сыпя на варежки.
Смерть не поедет навстречу
Сильным грязным «КАМАЗом»,
Чтобы густое на плечи
Красное солнце намазать, но
Смерть по дорожкам ладоней
Выйдет к сердцу печально…
— Дочка, кого там хоронят?
— Душу, музыку, чайку…




И вновь театральное конфетти
Осыпало наши холодные лица.
Мой Гамлет! Ты был потрясающим принцем,
Но пятый акт сыгран, и надо идти.
Шуты развлекают пустеющий зал,
Не будем мешать и подмостки покинем.
Мой Гамлет! Врачи государственных клиник
Пугливо отводят от правды глаза…
Ты знаешь, я больше не в силах вот так,
Мне жутко спасать полумертвую душу…
Мой Гамлет, мой мальчик, смешной, непослушный,
У нас послезавтра повторный спектакль.




Декабрь. Пустая комната. 730 дней прошло.
Ты женился летом, она — на третьем месяце.
Мне вчера сказали, у меня был тихий шок.
Я котенком уличным скорчилась на лестнице.
Ближе к ночи напилась в гостях,
Падала в прихожей, сморкалась в чью-то шубу.
Грустные подруги, губами шелестя,
Утешали мятую заплаканную Любу.
Мутный свет декабрьский из-за плотных штор
Освещал лицо мое рваными полосками.
— Девоньки, правда ведь, все будет хорошо?
Девоньки, правда ведь, что вы меня не бросите?!
А потом мне принесли кофе с бутербродами,
Нацедили корвалол в треснутый стакан.
Вот сейчас приду в себя и снова буду гор-даяяя,
А вернее, каменная, как истукан.




И распахнуть глаза по самые яблоки до тика,
Чтобы вобрать тебя, уходящего, в память.
Мой MP3-плейер заплачет тихо
Японской девочкой, складывающей оригами.
А в моем окне все по-старому, даже странно,
Все та же одна звезда, но самая злая,
Можно ее лучи засунуть под раны
И стать бессмертной, даже того не зная.
И запахнуться в ресницы, как теплым халатом,
Злыми лучами истыкать последнюю куклу.
И плейер поставит голос погибшего брата,
Стягивающего моим дыханием мертвые буквы.